Учила работать отлично нужда
16.03.2016
08:14
Можете представить 90-летнюю женщину, вспоминающую с радостью полвека труда в сельском хозяйстве? Причем, 42 – на ферме дояркой. Это самая лучшая на земле работа, уверена Татьяна МИХАЙЛОВА из Михайловки.
«Мои коровы»
Все помнит Татьяна Гавриловна, просто удивительно сохранилась она и внешне для своих лет. И сказать бы, что жизнь баловала, так не было этого и в помине. Так сложилось, что заботы и неустроенность, чем душа тяготилась и мучилась, не остались в прошлом. Нелегко живется ей и сейчас, а в разговоре все же часто возвращается к самому тяжелому и любимому труду. Высыпала на стол из пакетов сотни снимков, она их часто перебирает, выстраивая прожитое в памяти заново. Из вороха быстро извлекла несколько снимков, которые в разное время помещались на Доске почета. Рассказала, за что числилась в передовиках:
- У меня всегда надой был повыше, чем у товарок. Но устала как-то от одного и того же, завербовалась в леспромхоз, там сразу поставили бригадиром. Ничего, справлялась, тоже хвалили. Не уйду вечером отдыхать, бывало, пока не приберу все пилы, топоры в рядок. Только недолго мне там нравилось, и заработок не удержал. Снились мои коровы, вернулась к ним.
В гурте их 200 голов, знала каждой кличку, и норов каждой тоже. Заболеет вдруг доярка рядом, дою и ее коров. Не могла смотреть, как животина маялась, вымя же тогда распирает от молока, рев стоит – за километр слышно. Трудно, но жалость побеждала. Много лет доила вручную, потом облегчение пришло с аппаратами, фермы стали меняться из низких и приземистых в просторные, светлые. Всякие сапоги носила, длинники помню, чтобы навоз не заливался, а потом и калоши стали надевать при новых-то транспортерах. А когда выпадал выходной, летом все равно вставала в четыре утра и на рыбалку. Любила рыбачить, это был единственный отдых мой. Люди встают только, а я уже с уловом возвращаюсь, раздаю рыбу, - вспоминает Татьяна Гавриловна.
Хранительница
У таких людей все просто. Не могут спокойно смотреть на беспорядок, не станут хвалиться заслугами, говорить громкие речи. Но делают всегда самое трудное и неотложное, напряженно живут изо дня в день. Буран ли, мороз, распутица – вставай, иди, дои. И вовсе не подозревают, что именно их трудом и терпением держится мир.
Пережила доярка объединение колхозов, разукрупнение, интенсификацию, не ведая значения того термина, и, наконец, развал итогов труда ее поколения, а плохо не говорит о пройденном, слишком много с ним связано.
Есть еще у нее радость: рядом с божницей прикреплена гипсовая лепнина голубки. Гулюшка – изображение Святого духа – сопровождает хозяйку по жизни 76 лет. Без нее Татьяна Гавриловна себя не мыслит, это как спутница, хранительница очага и души, хотя досталась фигурка при горьких обстоятельствах:
- Сейчас церковь строят, а в 39-м ее рушили. Видать, социализм не мог развиваться при церквях. Народ сильно горевал, все сбежались, многие плакали. Начальство было из района и колхозное, командовали, нас пытались прогнать. Их в живых нет давно, Бог им судья, не ведали, что творили, приказу подчинялись. Красивая была церковь, деревянная. Купола как повалили, сразу погрузили и увезли, иконы большие, с дверь величиной, тоже увезли. А всякое мелкое божественное люди старались взять на память. Так мне и досталась гулюшка, в 13 лет не соображала еще про ее значение, просто понравилась, а потом стала сильно ценить, гулюшка меня сильно поддерживала. Посмотрю на нее, и слезы сами высыхают, - говорит старушка.
Серьёзные испытания
Было отчего плакать, судьба не баловала Татьяну. Отец оставил семью, когда девочке было три годика. Мать не очень пеклась о детских чувствах, доказывала отцу свое, не отпускала его много лет. То отдавала бывшему мужу троих детей, то забирала. Тот кочевал, меняя новых жен, не каждой нравилось приданое из трех детей и постоянных раздоров с бывшей. Помнит Татьяна Гавриловна, что пришлось пожить у восьми мачех, но были среди них и человечные. Попав в очередной раз к родной матери, дети жили трудно, сами бегали на мельницу, сметали мучную пыль в углы и несли бус домой, чтобы мама испекла хлеб. Та старалась, но одной не получалось содержать детей в достатке. Алиментов отца и ее случайных заработков не хватало, а тут еще донимала постоянная ревность, и дети снова кочевали.
Началась война, пошли испытания посерьезней. Дети мгновенно повзрослели, вышли с матерями на пашню. Таня пахала поля на корове, и тогда же прониклась жалостью к бессловесной скотинке на всю жизнь. Упадет корова в полосу от бессилия, а девочка не может ее ударить, сидит рядом, обняв коровью голову, и ревет. Полола поля голыми руками, обжигаясь осотом, тогда же начала доить коров. И постоянно мучилась от голода. Собирала колоски далеко от села, а пока дойдет до дома, съест все до зернышка.
Доверил колхоз девушке трактор, но настолько плохой, что она замучилась ремонтировать и взмолилась, чтобы отпустили снова к коровам. Довелось смолоду хлебнуть тяжестей на неженских работах. Косила литовкой травы, позже поставили штурвальной на комбайн. Где были нужны надежные руки, там и трудилась, даже пастухом случилось побыть. После войны постоянным местом работы стала ферма. А быт терпела – как говорит – не приведи господь. Одна поднимала троих детей. Двух мужей отправила из семьи из-за их пьянства. Замуж выходила по любви, но терпеть мужское иждивенчество и пренебрежение к семье не стала, характер закалился предыдущими событиями и не вынес унижений. Жить негде было, приютилась в семье стариков в их крохотной избушке. Потянулась к ним за доброту и ухаживала за старыми до их кончин 13 лет. Лучше родителей стали ей чужие люди, поддерживали молодую женщину в житейских буднях.
«Живу памятью»
Держала Татьяна хозяйство, получала на него отходы и сено, зерно для хлеба. Так и пошла жизнь понемногу на лад, вырастила детей, помогла устроиться в жизни. Заработком дорожить заставляла нужда. По работе никогда не слышала упреков, и сама знала, что делает все на отлично. Она и в школе недолго училась только на отлично, пошла переростком, схватывала знания быстро, очень хотела научиться писать и читать.
- Сейчас все болит, а в жизни я крепкой была, иначе бы столько не вынесла. Это ведь только крохи из того, что пережито, из всего получилась бы книга. Трудовой стаж пошел только с 1957 года, 15 лет до этого потерялись, некому было за меня похлопотать, чтобы оформить те годы. Не только об этом моя печаль. Пришлось уйти из семьи дочери. Не вынесла там пьянство, купила себе хатенку, и живу. Как живу? - с сожалением оглядывая бедные свои хоромы, сама себе тихо отвечает – Читаю газеты, памятью живу, вот этими фотографиями, всем, что прошло, как дым, пролетело…».
«Мои коровы»
Все помнит Татьяна Гавриловна, просто удивительно сохранилась она и внешне для своих лет. И сказать бы, что жизнь баловала, так не было этого и в помине. Так сложилось, что заботы и неустроенность, чем душа тяготилась и мучилась, не остались в прошлом. Нелегко живется ей и сейчас, а в разговоре все же часто возвращается к самому тяжелому и любимому труду. Высыпала на стол из пакетов сотни снимков, она их часто перебирает, выстраивая прожитое в памяти заново. Из вороха быстро извлекла несколько снимков, которые в разное время помещались на Доске почета. Рассказала, за что числилась в передовиках:
- У меня всегда надой был повыше, чем у товарок. Но устала как-то от одного и того же, завербовалась в леспромхоз, там сразу поставили бригадиром. Ничего, справлялась, тоже хвалили. Не уйду вечером отдыхать, бывало, пока не приберу все пилы, топоры в рядок. Только недолго мне там нравилось, и заработок не удержал. Снились мои коровы, вернулась к ним.
В гурте их 200 голов, знала каждой кличку, и норов каждой тоже. Заболеет вдруг доярка рядом, дою и ее коров. Не могла смотреть, как животина маялась, вымя же тогда распирает от молока, рев стоит – за километр слышно. Трудно, но жалость побеждала. Много лет доила вручную, потом облегчение пришло с аппаратами, фермы стали меняться из низких и приземистых в просторные, светлые. Всякие сапоги носила, длинники помню, чтобы навоз не заливался, а потом и калоши стали надевать при новых-то транспортерах. А когда выпадал выходной, летом все равно вставала в четыре утра и на рыбалку. Любила рыбачить, это был единственный отдых мой. Люди встают только, а я уже с уловом возвращаюсь, раздаю рыбу, - вспоминает Татьяна Гавриловна.
Хранительница
У таких людей все просто. Не могут спокойно смотреть на беспорядок, не станут хвалиться заслугами, говорить громкие речи. Но делают всегда самое трудное и неотложное, напряженно живут изо дня в день. Буран ли, мороз, распутица – вставай, иди, дои. И вовсе не подозревают, что именно их трудом и терпением держится мир.
Пережила доярка объединение колхозов, разукрупнение, интенсификацию, не ведая значения того термина, и, наконец, развал итогов труда ее поколения, а плохо не говорит о пройденном, слишком много с ним связано.
Есть еще у нее радость: рядом с божницей прикреплена гипсовая лепнина голубки. Гулюшка – изображение Святого духа – сопровождает хозяйку по жизни 76 лет. Без нее Татьяна Гавриловна себя не мыслит, это как спутница, хранительница очага и души, хотя досталась фигурка при горьких обстоятельствах:
- Сейчас церковь строят, а в 39-м ее рушили. Видать, социализм не мог развиваться при церквях. Народ сильно горевал, все сбежались, многие плакали. Начальство было из района и колхозное, командовали, нас пытались прогнать. Их в живых нет давно, Бог им судья, не ведали, что творили, приказу подчинялись. Красивая была церковь, деревянная. Купола как повалили, сразу погрузили и увезли, иконы большие, с дверь величиной, тоже увезли. А всякое мелкое божественное люди старались взять на память. Так мне и досталась гулюшка, в 13 лет не соображала еще про ее значение, просто понравилась, а потом стала сильно ценить, гулюшка меня сильно поддерживала. Посмотрю на нее, и слезы сами высыхают, - говорит старушка.
Серьёзные испытания
Было отчего плакать, судьба не баловала Татьяну. Отец оставил семью, когда девочке было три годика. Мать не очень пеклась о детских чувствах, доказывала отцу свое, не отпускала его много лет. То отдавала бывшему мужу троих детей, то забирала. Тот кочевал, меняя новых жен, не каждой нравилось приданое из трех детей и постоянных раздоров с бывшей. Помнит Татьяна Гавриловна, что пришлось пожить у восьми мачех, но были среди них и человечные. Попав в очередной раз к родной матери, дети жили трудно, сами бегали на мельницу, сметали мучную пыль в углы и несли бус домой, чтобы мама испекла хлеб. Та старалась, но одной не получалось содержать детей в достатке. Алиментов отца и ее случайных заработков не хватало, а тут еще донимала постоянная ревность, и дети снова кочевали.
Началась война, пошли испытания посерьезней. Дети мгновенно повзрослели, вышли с матерями на пашню. Таня пахала поля на корове, и тогда же прониклась жалостью к бессловесной скотинке на всю жизнь. Упадет корова в полосу от бессилия, а девочка не может ее ударить, сидит рядом, обняв коровью голову, и ревет. Полола поля голыми руками, обжигаясь осотом, тогда же начала доить коров. И постоянно мучилась от голода. Собирала колоски далеко от села, а пока дойдет до дома, съест все до зернышка.
Доверил колхоз девушке трактор, но настолько плохой, что она замучилась ремонтировать и взмолилась, чтобы отпустили снова к коровам. Довелось смолоду хлебнуть тяжестей на неженских работах. Косила литовкой травы, позже поставили штурвальной на комбайн. Где были нужны надежные руки, там и трудилась, даже пастухом случилось побыть. После войны постоянным местом работы стала ферма. А быт терпела – как говорит – не приведи господь. Одна поднимала троих детей. Двух мужей отправила из семьи из-за их пьянства. Замуж выходила по любви, но терпеть мужское иждивенчество и пренебрежение к семье не стала, характер закалился предыдущими событиями и не вынес унижений. Жить негде было, приютилась в семье стариков в их крохотной избушке. Потянулась к ним за доброту и ухаживала за старыми до их кончин 13 лет. Лучше родителей стали ей чужие люди, поддерживали молодую женщину в житейских буднях.
«Живу памятью»
Держала Татьяна хозяйство, получала на него отходы и сено, зерно для хлеба. Так и пошла жизнь понемногу на лад, вырастила детей, помогла устроиться в жизни. Заработком дорожить заставляла нужда. По работе никогда не слышала упреков, и сама знала, что делает все на отлично. Она и в школе недолго училась только на отлично, пошла переростком, схватывала знания быстро, очень хотела научиться писать и читать.
- Сейчас все болит, а в жизни я крепкой была, иначе бы столько не вынесла. Это ведь только крохи из того, что пережито, из всего получилась бы книга. Трудовой стаж пошел только с 1957 года, 15 лет до этого потерялись, некому было за меня похлопотать, чтобы оформить те годы. Не только об этом моя печаль. Пришлось уйти из семьи дочери. Не вынесла там пьянство, купила себе хатенку, и живу. Как живу? - с сожалением оглядывая бедные свои хоромы, сама себе тихо отвечает – Читаю газеты, памятью живу, вот этими фотографиями, всем, что прошло, как дым, пролетело…».
