К началу 1920 года степной Алтай был освобожден от колчаковских войск, крестьянский мир возвращался к созидательному труду. Злое и кровавое пятилетие, в которое уместились мировая война, революции и братоубийственная гражданская,уходило в прошлое. Люди верили, что все плохое позади и пришло время счастливой жизни. По всей стране стали организовываться коммуны. Самой известной коммуне Алтая этой весной исполняется 100 лет.

Начало

С 1915 года на «сходне» села Верх-Жилино молодой учитель Адриан Топоров устраивал коллективные читки. Со всех окрестностей собирались жадные до информации земледельцы. Сельский просветитель громко читал газеты, журналы, а главное — произведения русской и зарубежной классики. Методика просвещения была бесхитростная, но результативная, так как через короткое время несколько мечтателей приняли решение создать коллективное хозяйство с обобществленным имуществом. Днем рождения коммуны стало 20 марта 1920 года. Малограмотная коммунарка Прасковья Зайцева поэтично нарекла новое дело «Майским утром».

Первые коммунары явились на сельский сход с просьбой выделить им землю, но «старички» стояли стеной и отказывали поборникам нового коллективного хозяйства. ГУБЗЕМОТДЕЛ, как главный представитель советской власти, дал кусок земли в трех километрах от Верх-Жилино Косихинского уезда, но вмешательство Барнаула только добавило масла в огонь. Как писал в 1922 году Адриан Топоров в газете «Красный Алтай»: «В сущности, это беспричинно, тупо, бессмысленно, но тем не менее, отсюда забил первый источник злобы, все больше и глубже размывающий пропасть между двумя мирами: коммунарами и некоммунарами». Эта пропасть не исчезала все 12 лет существования «Майского утра».

Удача была на стороне 22 мужчин и 27 женщин. Обобществленный скот насчитывал 27 лошадей, 19 коров и 73 овец и коз. Птицы остались частной собственностью. Всю весну и лето строились школа, дома, скотные дворы, большой Народный дом. Раскорчевали поле и посеяли просо, урожай которого осенью удивил коммунаров. Перезимовали пшенной кашей, старыми запасами и дарами леса. Благо, коммуна расположилась в обширной березовой роще, переходящей в сосновый бор. Перед ней — длинная и широкая падь. Позднее ее перегородили земляной дамбой и создали живописный пруд с плавучим торфяным островом. Справа — дорога из Журавлихи. Развилку с ней образует дорога из Косихи. Перед прудом — объекты животноводства и посевные поля. В центре поселка — правление коммуны, слева на опушке соснового бора — школа и дом, построенный для семьи учителя. Учитель — человек эпохи просвещения и стал, как в последствии сказали чиновники-ревизоры, «седьмым трактором коммуны». Адриан Топоров — крестьянин из бедной многодетной семьи — сумел получить образование из книг и стать примером для большинства окружающих его людей. Вот краткий список его профессий: учитель, писатель, музыкант, музыковед, театральный режиссер, чтец, оратор, журналист, эсперантист, библиофил и книговед, общественный деятель, создатель смыслов и идей.

Уже в первый год создании коммуны сформировалась главная идея коллективного труда и культурного просвещения. Не нужно было жить индивидуальным подворьем — питались в общей столовой и после тяжелого рабочего дня устраивались коллективные читки, учились грамоте. Дети весь день находились в школе или в Народном доме. Подрастая, они выходили в поле работать наравне со взрослыми.

Экономическое чудо

Зимой 1921 года случилось чумышское восстание и к недоброжелателям-соседям прибавились вооруженные бандиты. Первопоселенцы вспоминают, что при появлении большой группы людей они прятались в лесу, оставляя сельхозработы. Позднее была организована вооруженная охрана коммуны.

Кольцо врагов еще более сплотило круг тружеников и романтиков. Отсюда и особые отношения внутри поселения. Здесь не бились кольями за свои межи, а искренне помогали друг другу и дружили. Мария Седых рассказывала, что здесь никто не ругался матом и обращались друг к другу по имени-отчеству. Ни на одном доме не было замков. Жили и работали по совести. При поступлении в коммуну новых людей «учиняли допрос»:

— Признаешь ли коммуну?

— Будешь ли работать в ней добросовестно?

— Желаешь ли поддерживать все ее культурные начинания?

— Не будешь ли склочником, раскольником?

Традиционный изнурительный труд не заканчивался вечером бессмысленным смотрением в окно или пьянкой. Отличием «Майского утра» от других по‑добных хозяйств стало культурное просветительство. «Первые коммунары ничего не жалели для развития культурно-просветительской работы. Так, в голодный 1921 год они отдали малаховскому художнику М. П. Дрожжину лошадь, целый воз мяса, сала муки, пшена, овощей — за украшение Народного дома, написание театральных декораций и портретов вождей. Тогда же были приобретены в Барнауле театральные костюмы и многие музыкальные инструменты». Культура изменила тип отношений внутри коммуны, а следом поднялась и экономика.

За два года и четыре месяца в «Майском утре» произошло экономическое чудо. Урожайные годы, научное подход к земледелию и скотоводству позволил создать образцовую хозяйственную модель. В 1924 году перешли на многополье.

Появились коровы голландской породы, которые позволяли изготавливать такой объем сливочного масла, который перекрывал оборот 14 ближайших деревень. Йоркширские свиньи, закупленные в Англии, давали мяса с избытком. Большая пасека обеспечивала медом и воском. Огород коммуны давал все необходимые ягоды, овощи, одних помидоров насчитывалось 20 тысяч кустов. Пер-выми вырастили на алтайской земле арбузы. Начали производить дорогостоящее маковое масло. И все эти блага не только сдавались государству, но и оставались для потребления внутри коммуны.

Деньги заменили боннами — раздаваемыми коммунарам талонами. На третьем году существования хозяйства люди действительно приблизились к коммунистическому ведению хозяйства, когда от каждого по возможностям, каждому — по потребностям. В 1924 году в коммуне не осталось ни одного неграмотного человека, кроме Степана Железникова, который «не выказал никаких способностей постичь тайну звукосложения».

В 1925 году появился тридцатисильный трактор «Интер», смотреть на который сбежались жители окрестных деревень. Позднее докупили еще 5 тракторов. Освободились люди и лошади, активнее пошла раскорчевка леса, увеличились посевные площади. В журнале «Коллективист» Адриан Топоров приводит такой диалог коммунаров:
«  — Мотри, вздохнули при нем. Работу дюжую на себя забрал…

— О, кабы не трактор, давно бы у всех у нас килы из пуз лезли. А теперича? У одного Микиты Ивановича была — и туе зашили.
— Жильем, дворами завелись, оделись, обулись…

— Да еще у которых ботиночки с калошами… мое почтение, чень-брень, Франт Бутылкин. Идеть, ровно благородный какой!»

Новая жизнь

В 1926 году здесь числилось уже 29 хозяйств и 139 жителей. До 1919 года бессменным руководителем был Петр Зубков, но главным началом этого нового мира был Адриан Топоров. Он создал детский и взрослый хоры. Самодеятельный театр представлял постановки к праздникам. Закупили 30 музыкальных инструментов, освоили нотную грамоту и создали оркестр. Регулярно выходила стенгазета. Осуществлялся санитарный надзор. Приезжали лекторы из Барнаула, Новосибирска и Томского университета. Самыми желанными были ученые агрономы, ветеринары и врачи. Гигиена стала одной из главных тем в коммуне. Новая жизнь предполагала и новый быт. Коллективное начало позволило избавиться от общей «хлебальной» посуды, сдали в музей деревянные ложки и закупили современные тарелки, ножи, вилки и ложки. Коммуна оплатила мануфактуры на постельное белье и личные полотенца. Благодаря этому бушующие вокруг эпидемии тифа, туберкулеза, сифилиса не пришли в «Майское утро».

Яркий новый опыт привлек внимание власти. Спускаемые сверху циркуляры часто носили сомнительный характер. Однажды явился чиновник с приказом перевести все пчелиное хозяйство на клевер. Коммунары перенесли пасеку на клевер и скосили все медоносное разнотравье. Нововведение было неудачным и потребовались годы, чтобы восстановить эту область хозяйства.
Затем пошел всесибирский проект замены скота на сибирские породы. Мол, болеют племенные коровушки туберкулезом, а наши буренки к нему невосприимчивы. Тут вся коммуна встала и не дала забить свой скот. Более десяти человек были арестованы и отправлены в барнаульскую тюрьму. Никто не знает, чем бы завершилось это дело, но уже через несколько дней самих реформаторов признали (в кои‑то веки справедливо) вредителями, а коммунаров отправили домой.

Пытались управлять и культурой. В середине 20‑х годов явился в коммуну некто Нахлупин — инструктор райисполкома для чистки библиотеки и начал уничтожать книги по классовому принципу. Сжечь графа Толстого, на растопку «Дворянское гнездо», Бунина в печь. Большое количество книг Топоров привез из уничтоженной церкви, так что «подрывной литературы» было много.
Большая информационная война началась именно из‑за книг.

Неудобный Топоров

Сельский учитель и коммунарский идеолог был неудобен властьимущим. Во время читок литературных произведений крестьянам он запросто мог сказать, что в основной своей массе молодая советская литература «в подметки не годится» литературе классической. Только Топоров мог в 20‑е годы читать детям на уроках и заучивать с ними наизусть стихотворения Мережковского, Есенина, превозносить, как бессмертные, творения будущего Нобелевского лауреата Ивана Бунина, в те годы политэмигранта из Франции.

Ежедневные вечерние читки заканчивались обязательным обсуждением книги. С 1926 года началась публикация отзывов крестьян «Майского утра» о произведениях художественной литературы — в первую очередь сибирских писателей.

И примерно с того же времени началась «война» в Новосибирске между группой «Настоящее», возглавляемой редактором газеты «Советская Сибирь» А. Курсом и редколлегией журнала «Сибирские огни» во главе с В. Зазубриным. Восторженный отзыв крестьян о его романе «Два мира», опубликованный в «Сибирских огнях» в 1928 году, вызвал крайнее озлобление против Топорова «настоященцев». В «Советской Сибири» последовала погромная статья корреспондента О. Бара «Как учитель Топоров разъясняет крестьянам-коммунарам китайскую революцию и современную литературу». За ней последовали и другие, суть которых в следующей цитате: «Барин, который не может забыть старого. Хитрый классовый враг, умело окопавшийся и неустанно подтачивающий нашу работу. Одиночка-реакционер. Ожегся на открытой борьбе, теперь ведет ее исподтишка». После таких ярлыков впору ждать ареста.

Вспоминает сын просветителя Герман Топоров: «Однако инициатор травли Курс и ее исполнитель Бар крупно просчитались. Они полагали, что все сведется к литературной борьбе и не учли, что Топоров и его работа — это не интересы отдельной личности, а дело — причем из любимейших — всего коллектива коммуны. Гневно запротестовало «Майское утро». Коммунары-комсомольцы и коммунисты настояли на приезде авторитетной комиссии. Приехало 11 человек сибирского начальства и сотрудников ГПУ.

Реплики членов комиссии после семи дней расследования:

Нусинов: «Товарищ Топоров. У вас здесь истинные чудеса: и эти читки, и оркестр, играет классические вещи! Нигде в деревне не встречал!»

Калушин: «Приезжай, Топоров, ко мне в Барнаул. Подарю коммуне собственное пианино за стоящие дела!»

Вскоре Нусинов опубликовал в «Советской Сибири» статью-опровержение «Об учителе Топорове, «топоровщине» и проницательности тов. Бара». Ниже статьи последовали извинения редакции газеты и самого О. Бара».

В эти же дни в «Майское утро» прибыл московский спецкор «Известий ЦИК» отец знаменитого журналиста Абрам Аграновский. После этой командировки коммуна прогремела на всю страну: «Невероятно, но факт. В сибирской глуши есть хуторок, жители которого прочли огромную часть иностранной и русской классической и новейшей литературы. Не только прочли, а имеют о каждой книги суждение, разбираются в литературных направлениях, зло ругают одних авторов, одни книги, отметая их, как ненужный вредный сор, и горячо хвалят и превозносят других авторов, словом, являются не только активными читателями, но и строгими критиками и ценителями… Он оказался сильнее десятков бюрократов, головотяпов, он победил их, и коммуна «Майское утро» входит в первую фалангу бойцов на социалистическом культурном фронте».

С 1928 года детище Топорова приобретает всесоюзную известность и сюда едут перенимать экономический и культурный опыт. Так, приехавший журналист и писатель Борис Горбатов успевает не только собрать информацию для публикации, но и сыграть в спектакле по «Недорослю» Дениса Фонвизина. В 1930 году Москва издает книгу Топорова «Крестьяне о писателях», получившую высокие оценки Максима Горького, Николая Рубакина, Анатолия Луначарского и других. Непосредственные отзывы крестьян на книги классиков и современников становятся новым подходом в науке о литературе. Получив гонорар за книгу, Адриан Топоров стал делить его между всеми участниками книги пропорционально числу строк.

Закат коммуны и ее космическая слава

В год великого перелома демократия общих собраний заканчивается. Прежние выборные руководители удалены и назначены совершенно чужие для коммуны люди. Подросшие в этой удивительной атмосфере дети разъезжаются по училищам и институтам и не возвращаются обратно. В полной мере набирает обороты коллективизация сверху. Адриану Топорову создают такие условия, что он вынужден всей семьей покинуть в 1932 году «Майское утро» и перебраться сначала в Пермский край, потом в Старый Оскол, где его и арестуют как врага народа в 1937‑м.
Двенадцать коммунарских лет романтики и ежедневного труда сменяются двенадцатилетием тюрем и лагерей. В первой половине тридцатых готов коммуна прекращает свое существование, оставив главный итог — целый ряд выдающихся личностей.

В 1948 году, после выхода на свободу, Адриан Топоров поселился на Украине. Далее фрагмент его воспоминаний: «…Понес пакет на почтамт утром в воскресенье 6‑го августа 1961 года. Было тепло, солнечно. Иду обратно. Из раскрытого окна одного дома до меня донесся четкий голос радиодиктора Левитана: в космос полетел корабль «Восток-2» на борту с летчиком-космонавтом Германом Степановичем Титовым…

Я остолбенел: имя, фамилия и возраст нового космонавта были мне знакомы. Я и все члены моей семьи с волнением спрашивали друг друга:
— Неужели это — сын наших Степы и Саши Титовых?! Может быть, в СССР есть второй Герман Степанович Титов?!

Сидя у репродуктора, мы сгорали от нетерпения, ожидали сообщения краткой биографии героя. Минуты тянулись мучительно долго. Наконец мы услышали: это — он, да, он, наш Герман! Сын моих славных воспитанников из «Майского утра» Степы и Саши Титовых! Волна неизъяснимой радости облила мое сердце. Ликовала и семья…».
В первых же интервью Герман Степанович назвал своей колыбелью «Майское утро», а Адриана Топорова своим «духовным дедом». И все изменилось. Признанная после ареста вредительской книгой «Крестьяне о писателях» была напечатана и переиздается и сегодня.

В 2017 году Дмитрий Егоров в томском ТЮЗе ставит спектакль по книге, который и сегодня пользуется огромным зрительским вниманием. В июле 2019 года Алтайский краевой институт повышения квалификации работников образования (АКИПКРО) переименован в Алтайский институт развития образования имени Адриана Митрофановича Топорова. В крае проходят топоровские чтения, в Верх-Жилино регулярно идут топоровские читки. Архив великого просветителя хранится в санкт-петербургском Пушкинском доме и Государственном музее истории, литературы, искусства и культуры Алтая.